Специально для рассеянных шушиков, которые могут упустить главы на дайрях!

Пять золотых, один серебряный.

1 глава.
Он буравил мрачным взглядом последний стакан. Все. Денег больше не было. Наверное, не стоило спускать последнюю медь на выпивку… Но это был единственный способ забыться и отстраниться от терзающей мысли, что его бросили. Десяток не стал дожидаться, когда раненный товарищ придет в себя… Оставили трактирщику, дали пару монет — и умчались в пыли, догоняя охраняемого клиента. А он уже через пару дней был готов в путь. Но опоздал…
Трактирщик не отказал себе в удовольствии выставить бедному наемнику счет, не поддающийся никакому логическому обоснованию. Тот только покачал головой, съезжая по стулу. Какая разница — задолжать лишних полсеребряных или нет? Все равно отдать не сможет. Такие деньжищи даются только за выполнение очень сложного заказа или… за определенные виды работ, на которые он, может, и согласился бы, да кому он нужен, такой красивый, да едва оправившийся от раны… Парень вздохнул, буравя стакан мрачным взглядом. Из-за особенностей метаболизма напиться для него было вообще делом затруднительным, а уж если разбавлять алкоголь неимоверным объемом неизвестно чего — и вовсе заведомо невозможным.
Зазвенели гитарные струны. Наемник поднял сизые, почти бесцветные глаза, глядя куда-то мимо сцены, лишь вслушиваясь в переборы, в которые гармонично вплетался мягкий, чуть высоковатый голос. Странно, но отчего-то тревоги немного отступили перед музыкантом. Ничего особенного — гитара, свободные одеяния, мягкий баритон. И все же — завораживало. Он хмыкнул и пихнул стакан пальцем. На стол упала округлая тень.
— У-ва-жа-е-мый. Как и когда вы надеетесь заплатить? — ласково уточнил трактирщик, нависая над постояльцем. Тот вздохнул и отвел глаза:
— Как-нибудь. Мой десяток должен вернуться, и…
— Прикажете задарма вас кормить, надеясь, что десяток вдруг вспомнит о вас? — зловеще прошипел толстяк, щуря маленькие глазки.
Парень рискнул повернуть голову:
— Сейчас у меня денег нет, даже если вы, почтенный, отгрызете мне это ухо, они не появятся так просто.
— Тогда выметайся, и не занимай место уважа…
— Я могу вмешаться? — мягко уточнил кто-то, незаметно подошедший со стороны сцены. — Если этого хватит, добрейший, можете взять мой гонорар и… — сухо щелкнул разорванный шнурок кошелька. — Все, что здесь осталось.
— А вы…
— А мы с ним как-нибудь сочтемся. Я вам уже все выплатил, не так ли? — голос был предельно вежлив, но тверд. Трактирщик кивнул и как-то деревянно попятился, продолжая бормотать «Ну как же…»
Наемник нахмурился и медленно-медленно обернулся, готовый ко всему… кроме вида длинноволосого парня в странной одежде. Тонкие серые брови удивленно поползли вверх и вместо логичного вопроса «Что это было?» с губ сорвалось:
— Вы кто…
— Тео Ло-Амис, сударь. Бард, — сразу отмел все возможные вопросы блондинистый тип и опустился на соседний стул, взглядом спрашивая разрешения. — А вы?..
—- Шеррашхан Сайерс… Белый, — произнося кличку, наемник поморщился. Кровь и убийства порядком успели ему надоесть, но сменить поприще не так-то просто. Во всяком случае, его теперешний жизненный опыт говорил именно об этом.
— Все… в порядке, сударь? — изумрудные глаза нового знакомого прищурились. Шеррх ещё мгновение колебался. Прагматичность вступила в жестокую битву с тем, что осталось от него прежнего. Он облизнул губы и почему-то с трудом — слова не давались — все же поинтересовался:
— Только что… Что… — наемник прикрыл слишком светлые, оттенка инея, глаза, собираясь с мыслями. Пристальный взгляд почему-то барда сбивал с толку: — Что от меня требуется?
— Прошу прощения? — озадачился блондин.
— Я наемник, — мягко повторил должник. — Я выполняю заказы за деньги. В данном случае у меня не было выбора, соглашаться ли на такую оплату, она уже произошла. Поэтому я спрашиваю, что я за это должен сделать? Каков будет заказ?
У парня дернулась челюсть, он зачем-то посмотрел на исцарапанную столешницу:
— Сударь, давайте остановимся на том, что я преследовал личную выгоду?
Шеррашхан в тихом недоумении изучал склоненную макушку, пытаясь понять, как можно извлечь личную выгоду из выплаты чужого долга. Потом мотнул головой:
— Это ничего не меняет. Личные выгоды не отменяют того, что мне косвенно заплатили. И я уже достаточно оправился, чтобы отправляться выполнять заказ. Враги? Соперники по ремеслу? Предавшая вас женщина? Сопровождение? Провоз чего-либо? Могу взяться и за перевоз письма, но времени у меня не так уж много. В принципе, сейчас я готов на любое дело… — наемник вглядывался в красивое лицо с тонкими чертами, пытаясь найти хоть искру интереса, и говорил все жестче и все быстрее, чтобы не дать собеседнику возразить. Тот и не пытался, выслушивая длинный прайс-лист с отстраненно-спокойным видом. Лицо-маска, в меру улыбчивое, без капли чего-либо, способного вызвать раздражение или недовольство. Сценический грим без капли макияжа. Сейчас парень запросто сошел бы за монаха или жреца, если бы не гитара, ненавязчиво прислоненная к столу.
Наемник выдохся и вопросительно посмотрел на упрямого заказчика. Тот отвел взгляд:
— Нет, сударь, убийства… Скажем так, профиль, далекий от меня. Единственное, чего мне хотелось бы — это ночь. Всего одна ночь… — воцарилось такое многозначительное молчание, что бард все понял сам и торопливо поднялся, подхватывая гитару: — Кажется, я несколько превысил свои возможности. Прошу прощения, надеюсь, позже мы сможем сгладить этот неприятный осадок…
— Сколько? — тяжело уронил Шеррашхан, стискивая ладонь в кулак и вынуждая себя произносить каждое слово, сам не веря в то, что творит. Вообще говоря, он привык к наличию у разумных существ кучи других сиюминутных пожеланий, порой совершенно жутких и невообразимых. Некрасивый, худощавый наемник с резкими, острыми чертами лица в них входил редко. Но ещё ни разу ему не приходило в голову… — Сколько там было?
— Четыре золотых… — парень, не глядя на Белого, закинул за спину инструмент и двинулся прочь, не замечая, как изумленно округлились вслед глаза и приразнялись тонкие бледные губы.
Четыре золотых. Четыре — из пяти золотых долга.
Шеррашхан не дал себе ни одной лишней минуты на раздумье, сомнение или хотя бы примерное согласование происходящего со здравым смыслом, дергая барда за рукав на себя. Легкое тело моментально потеряло равновесие, но наемник не дал ему упасть, подхватывая и ещё на лету впиваясь в удивленно приоткрытый рот.
Мгновение он заставлял себя не отодвинуться, держать, касаться — мужчины! Неожиданно нежные губы чуть шевельнулись, отвечая на грубый поцелуй, и Белый рискнул открыл глаза, сразу прочувствовав крайнюю степень шока, застывшего в обращенном к нему взгляде. Впрочем, тот начал затуманиваться, смягчаться негой… Шелк так и остался в ладони — Тео и не пытался вырваться, постепенно расслабляясь, придвигаясь ближе… Наемник с тихим ужасом осознал, что его собственное тело реагирует на это довольно охотно, и торопливо отодвинулся, запоздало ощутив шелковистое прикосновение. На кожу это не было похоже, только если…
Он втянул воздух, запоздало различая в воздухе пронзительно-ручьистые нотки запаха сородича. И увы, из враждебного клана. Клана Магистров, который полным составом мечтал обрести его шкуру в полный размер вот уже доброе столетие.
До Шеррашхана начало доходить, что происходит. И «личная выгода», и это участие и отказ от любого задания, кроме одного…
Он вздрогнул и с тихой ненавистью посмотрел на блондина, длинные пряди которого ходили беспокойной волной, выдавая бушующие в душе эмоции, вытолкнул из горла:
— Это ловушка, не так ли?

Отредактировано Дарина (2012-09-30 23:57:09)

3 глава
Последние аккорды, затихая, разлетелись по трактиру. Мгновение висела тишина, потом её разорвали редкие хлопки и выкрики.
— «У меня сегодня будет»!
— «Северный»!
— «Русалка с Зеле…»
— Да заткнись ты со своей русалкой! «У меня сегодня будет ночь!»
— Да ты…
К что-то ласково коснулось волос сникшего наемника, внезапно бодро зачастил мотивчик широко известной и довольно похабной песенки.

У меня сегодня будет ночь!
Как же ты красива, незнакомка!
Где Наира, чтоб тебе помочь,
Чтоб спасти изгибы стати тонкой?
Слышать твои песни до утра…

Шеррашхан поморщился. У него было отчетливое ощущение, что сейчас твориться надругательством над самим понятием музыки. Тем более по сравнению с предыдущей мелодией. Тео выпевал куплеты со звонким вызовом подростка, который дождался на четырнадцатом году жизни подарка от жизни.

Знаю-знаю, ты не станешь прятать
От меня стыдливые глаза,
Распускать шнуровку вниз украдкой,
Поводом что лишнее сказать…

Он будто наслаждался даже этим подобием народного творчества, почти выкрикивая припев, задорно и уверенно. Наемник едва не зажал уши, чувствуя, как просыпается нездоровое желание набить кому-нибудь морду. Просто и грубо. За подобные заказы, за чистоту и яркость барда, за собственную глухую тоску и недоверчивость, за… За все и сразу. И почти неважно — кому.
По полу прогрохотали сапоги. Противно пахнуло гарью.
— Э…эй! Т-ты!
Тео продолжал невозмутимо играть, словно и не заметив помехи. Шеррашхан медленно поднял голову и исподлобья глянул на источник шума. Вдрабадан пьяный стражник, раскачиваясь при каждом движении, как мачта попавшего в шторм корабля, тянулся к музыканту.
Благодарная публика помрачнела и притихла, но не вмешивалась.
— Тыыы!
Ни одна нотка не легла мимо, звонкий голос не сбился ни на мгновение, продолжая частить незатейливые куплеты. Коса подрагивала в такт движениям плеч, шуршали рукава — в наступившей тишине было слышно и это.

У меня сегодня будет ночь!
Как же ты прекрасна незнакомка!
Нам завидует и ноет серый дождь,
Прячется стыдливо в тучи солнце…

— Я с-слышал, т-ты и м-мужчинам-ми… Н-не б-брезгуешь? — рябое лицо стражника перекосила злая ухмылка. Грязный палец потянулся к упавшей на гриф пряди. Тео не шелохнулся, продолжая играть с тем же задором весеннего дождика, словно не заметив поползновений. Зато наемник не выдержал, медленно вставая и уговаривая себя никого не убивать.
— А вам что за дело, милейший?
Стражник дернулся и обернулся, готовый обрушить на наглеца гром и молнии. Наткнулся взглядом на парня и сник. Даже с пьяных глаз не узнать Белого было довольно мудрено. А уж о том, что тот является одним из лучших мечников континента и вообще опасной личностью не в курсе остался только бард в странных одеяниях. «И слава Серглу…»
Шеррашхан заставил себя сесть обратно, сверля побледневшего хранителя порядка тяжелым взглядом и выразительно сжав ладонь на рукояти.
Струны впервые сбились — совсем ненамного, скорее снова привлекая внимание к песне, чем портя её. Наемник невольно прислушался. И резко развернулся, едва не сползая на пол. В широко распахнутых глазах плеснулся гнев, стыд и смех – все сразу, смешиваясь и смягчая накипевшее.

У меня сегодня будет ночь!
Как же ты прекрасен, незнакомец…
Отгони сомненья с сердца прочь!
У огня нас ждет прозрачная истома…

Он покачал головой, выражая свое отношение к подобному экспромту, но публика точно не заметила изменения, сдержанно хлопая и провожая взглядом уходящего зигзагами стражника. Возможно, тот и остался бы ещё портить нервы окружающим, но Белый… Пьяный икнул и мотнулся на пороге, чудом не скатываясь со ступенек.
Тео закончил песню и терпеливо дождался, когда за неблагодарным слушателем закроется дверь, и тронул тугие струны.
Совсем иной ритм… Сильный и чуть тоскливый, но при этом все же затаенно-светлый, пронзительный…

Подожди меня, Ветер Северный,
Над дорогой лесной — подожди.
Сбиты стрелкой мои направления,
Перепутались нитью пути.

А звезду твою грозы спрятали —
К чему птицам теперь улететь?
Душа скрыта холодными латами,
Но по-прежнему… хочется петь.

Бард неловко двинул ногой, и к наемнику из раскрытого чехла гитары вылетела пара листиков. Тот наклонился… и нахмурился, вчитываясь в ровные строки.

Стать пером твоим, Ветер Северный,
Слиться с черным рычанием гроз.
Клубком под ноги — странствий немеряно,
Лепестки опадающих роз…

Шеррашхан перелистнул выпавшее и снова задержался взглядом на первом. Мелодия звала за собой, что-то было в ней совершенно его, абсолютно правильное, зовущее… и навстречу из груди рвались эмоции, сбивчиво и неверно сплетались в строчки, ответные написанному и сейчас звучащему…

Только кружатся тучи свинцовые,
В темных недрах скрывая звезду.
Отгони их подальше — и снова я
За тобою вослед побегу…

Голос Тео мягко затих, но струны ещё не смолкли, когда наемник не смог удержать рвущиеся вслед музыке строки. Он поднял глаза, глядя прямо на барда, хрипловато и не совсем в такт подхватывая:

Я тебя подожду, Огонь Белый —
Там, у Бездны и Снов на краю.
Подождать попросил ты не первый —
Только, первому веря, смирюсь…

Тонкие губы беловолосого дрогнули в мягкой улыбке, взгляды скрестились. Сейчас парни были на одном ритме, на одной мелодии, в такт друг другу…

Буду рвать золоченые листья,
В лицо небу горстями кидать.
Не давая грозе разразиться,
Буду тучи угрюмые гнать…

Он сейчас и сам не понимал, откуда берутся слова, но они выплескивались, вместо того, чтобы смягчать песню, добавляя в неё горечи — самой интонацией, из самого загрубевшего сердца.

Но, увидев седую звезду,
Распахну снегом крытые крылья,
И на плечи тебе упаду,
Позову вновь в холодные мили…

Шеррашхан не замечал — да и не мог — что углы его губ дрожат в ответной улыбке. Не мог видеть, как отдачей из самой глубины души сам будто окутывается выплескиваемыми эмоциями, передавая её каждому, донося просто и ясно каждую крупицу — тоска, надежда, стремление, горечь, внезапные нотки нежности…

И не дам больше ни на мгновение
Ни отсрочки, ни тишины…
Только звезд в небосводе горение,
Только зов и сиянье луны…

Мелодия вопросительно прокатилась чуть дальше последней строки и замерла, словно задыхаясь. В трактире повисло удивленное молчание, через мгновение взорвавшееся аплодисментами и звоном монет. Тео удивленно наклонился и поднял один медяк. Потом перевел взгляд на наемника, который только сейчас обнаружил, что весь взмок, отдавая всего себя этой странной импровизации.
— Я же говорил: стоит попробовать… — он снова улыбнулся. Белый лишь шумно выдохнул и двинулся к стойке зигзагами, точно по следам пьяного стражника, пытаясь понять, что это было.
Осознавая пока только одно…
Бард не просто удивительно чист душой. Он ещё и сам горит, как маленькая звезда, греет и ведет за собой. И за ним хочется идти… «Пусть даже…»